Гоголь и Глобализм
Владимир РЕКШАН
ГОГОЛЬ И ГЛОБАЛИЗМ
Гоголевский юбилей — это, несомненно, повод вспомнить о том, чем человечество может гордиться. В последние годы много рассуждают о становление глобального мира. Но, предаваясь рассуждениям экономического порядка, постоянно забывают про истину, не требующую доказательств, — культура уже давно глобальна… Вполне возможно рассматривать и Евангелие, и суры Корана не только, как религиозные тексты, но и как литературные произведения. Если говорить про Россию, то ее эстетическая жизнь после светских реформ Петра Великого формировалась именно на переосмысление мирового культурного наследия. И теперь, несмотря на катаклизмы войн и идеологического противостояния прошлого столетия, «Записки о галльской войне» Цезаря, к примеру, так же близки россиянину, как и тексты Лао Цзы. Я хочу сказать, что, отмечая двухсотлетие со дня рождения Гоголя, читающая публика как бы подтверждает свое культурное единство.
* * *
Гоголь — первый глобальный русский писатель. Выйдя из мелкопоместной украинской семьи, писатель всегда понимал и ощущал дистанцию между собой и тем столичным обществом военно-бюрократической столицы русской Империи, в котором был принят. Сложившаяся привычка к некоторой социальной отстраненности, создавала этическую отстраненность и от своих литературных персонажей, тем самым, возвышая их над локально-национальными характеристиками.
Малороссийская, яркая, солнечная и теплая проза Гоголя написана в сумрачном, черно-белом Петербурге. Мелким чиновником одного из бесчисленных столичных департаментов Гоголь прослужил совсем недолго. «Петербургские повести» созданы человеком, вырвавшимся из этого сословия, то есть, с некоторой дистанции. Это уже рефлексия не на личную драму «маленького» человека. Мало кому в истории мировой литературы удалось показать всю порочную глупость оценки человеческой личности по ранжиру чинов. Поэму «Мертвые души» Гоголь начинал в Париже и продолжал в Италии. Будучи православным мистиком, он много времени провел в католическом Риме. Гоголь — первый из крупных русских писателей, получивший возможность выезжать за пределы царской Империи, и писать на некотором расстоянии от объектов своего художественного интереса.
* * *
Проза Гоголя обильно заселена чиновниками. В условиях же нынешнего глобального мира качество мирового чиновничества — актуальная тема. От их способностей и честности теперь зависит слишком многое. Ошибочное или коррупционное решение способно обернуться планетарной катастрофой, будь то экология, или отношения между странами... Несколько лет редкого для моей Родины финансового процветания, связанного с высокими ценами на углеводородное сырье, чуть не привело к утрате Петербургом своего мирового архитектурного статуса. Стали строчить департаменты, забегали чиновники, немыслимая активность развернулась в архитектурных, строительных и прочих сферах. Усердие департаментов и дельцов оборачивалось все новой и новой строительной утопией. Все более сносилось исторических зданий, рылись котлованы. Но, к счастью, далее котлованов дело не пошло. Никак не получается у департаментов создать что-либо законченное и красивое — только котлованы, котлованы, иногда, правда, и фундаменты. Чем богаче мы становились, тем более город превращался в нулевой строительный цикл. Апофеозом новой «петербургской повести» стали планы одной известной газовой компании возвести возле Невы четырехсотметровую башню. Кажется, герой «Записок сумасшедшего», чудесным образом получивший наследство испанского короля, решил возвести отвратительную фаллосообразную конструкцию. Но, к счастью, разразился кризис. Хочется надеяться, что газовая компания ограничится котлованов. Хотя опасения остаются.
* * *
Человечество не меняется. Возможно, оно и не может измениться. Но хотя бы посмеяться над своими слабостями оно просто обязано. Может быть, именно смеха, самоиронии людям не хватает, чтобы жить без избыточного драматизма.
* * *
Как человека, прожившего в Санкт-Петербурге всю сознательную жизнь, меня обуревают некоторые амбиции. Конечно же, мне кажется, что я чувствую этот придуманный город по-особенному, по-гоголевски точно, и готов воспринимать все оттенки его абсурда. Учась в Университете, я как-то устроился ночным рабочим в метро. В течение нескольких месяцев я не разлучался с Невским проспектом, обслуживая тоннели, проложенные под этим очень гоголевским проспектом. Этот своеобразный подземный Невский достоин отдельной повести, но вот какая странная история произошла, в связи с этой студенческой работой. Много лет спустя, в середине 90-х, на одной из городских радиостанций я выпустил несколько десяткой музыкальных программ под общим названием "Джинсовое радио", в которых ностальгировал о минувшей молодости, связанной со страстным увлечением рок-музыкой. В одной из передач, вспоминая ночное метро, я выдумал басню о том, что иду, мол, однажды пустынным тоннелем, перекинув доску через плечо, и вдруг мне навстречу из темноты выходит такой же волосатый и джинсовый, как тогда было модно, парень. Мы приветствуем друг друга, и я говорю незнакомцу:
- Мне нравится группа "Дорз", — а парень отвечает:
- А я люблю "Джетро Талл", — и скрывается во мгле тоннеля.
История — чистая выдумка! После выхода передачи в эфир раздается телефонный звонок. Незнакомый мужчина представляется, что-то такое бормочет о прошедших годах, а затем сообщает:
- Я слушал вашу передачу. Тот человек, которого вы встретили в тоннеле почти тридцать лет назад, это я...
Таким странным образом придуманный человек стал человеком реальным.
* * *
Но случалось и наоборот. После окончания Университета меня призвали в армию, где я год прослужил рядовым в войсках противовоздушной обороны. Будучи спортсменом высокого класса, я оказался востребованным. Меня постоянно пересылали из одной военной части в другую. Но все происходило на бумаге — я никуда не ездил. С помощью моей «мертвой души», спортивные начальники отчитывались о физической подготовки бойцов, строча докладные о том, каких замечательных атлетов они готовят. После армии я еще некоторое время продолжал профессиональную спортивную карьеру. Меня постоянно «подвешивали», то есть оформляли в разных промышленных предприятиях, входивших в спортклуб, на придуманные должности. За выступления на соревнованиях мне платили зарплату, хотя все спортсмены в Советском Союзе считались любителями. Закончил я спортивную карьеру «мертвой душой» на должности маляра третьего разряда в вычислительном центре одно секретной организации. Самый причудливый гротеск и мистика книг Гоголя вполне соотносятся с обычной жизнью.
* * *
В сочинениях по-настоящему крупного писателя, его личные чувства всегда резонируют с чувствами старательного читателя. Ведь высокое искусство, в первую очередь обращено не к сильным, но к слабым мира сего.
* * *
Кто станет ориентиром в глобальном мире информационного общества? Писатель, философ или топ-менеджер? Опасность в том, что интерес к ценам на нефть и биржевым котировкам вытеснили литературную и философскую мысль на обочину общественного интереса. Несколько лет назад в мои руки попала книга Билла Гейтса «Бизнес со скоростью мысли». Основной пафос создателя Микрософта можно изложить одной фразой: если вы станете делать это, то у вас то получится быстрее, а если еще это и это, то у вас все получится быстрее быстрого. Не стану скрывать, но я рассчитывал узнать что-то более воодушевляющее. Почему надо все делать быстрее и быстрее? Зачем увеличивать внутренний валовой продукт, к примеру, а не сокращать его? Как тут не вспомнить финал «Мертвых душ: «… и что-то страшное заключено в сем быстром мелькание, где не успевает означиться пропадающий предмет…»
В основе мирового экономического кризиса лежит не крах ипотечного, будь оно не ладно, кредитования, а кризис гуманизма. А генерировать идеи обязаны писатели, в широком смысле этого слова. И они станут это делать, если общество почувствует в этом потребность. Ведь если ограничиться установками топ-менеджеров, то скоро придется повторить вслед за Гоголем вопрос из того же финала: «…Куда ты несешься? Дай ответ. Не дает ответа». Ответов, конечно, нет, но писатель может, в отличие от менеджера, хотя бы поставить вопрос.
* * *
Всякую неприятность можно употребить во благо. Нынешний глобальный экономический кризис должен нам напомнить и о глобальной литературе. Освобожденное от работы и потребления время, человечество вполне может направить на чтение. Прочесть новых авторов, перечитать их великих предшественников. Ведь правильно говорят, что следует думать, какими мы из кризиса выйдем. А при содействии писателей, среди которых Николаю Васильевичу Гоголю по праву принадлежит заметное место, у нас есть шанс стать самокритичней и скромней.
Ответ Гоголя
Николай Гоголь, писатель-отправитель
Владимир Рекшан, писатель-получатель
Николай Васильевич Гоголь родился 1 апреля 1809 года. Совпадение с нынешним Днем смеха случайно.
От Писателя — писателюУважаемый Владимир Ольгердович! Послания Ваши я, конечно, получил. Правда, с сильным запозданием: письма и у нас ходят плохо — пока Ваш да здешний почтмейстер не прочитают, ни одно не дойдет.
Во первых же строках спешу Вас поблагодарить за проделанный труд — и про Малороссию, и про мой юбилей наговорено уже достаточно. Но прежде чем высказать Вам некоторые соображения о текущем моменте, хочу заявить — зря Вы писали ко мне в квази-стилистике позапрошлого столетия. Мы здесь абсолютно современны и следим за развитием русского языка, который, нах, стопудовый и ништяковый, как мобильник «Нокия».
Мы тут переживаем за Отчизну и хотим быть полезными. Я не про отморозков, маньяков и разных гаишников — им и у нас руки подавать не принято; я — про людей с чистыми помыслами, холодными руками и горячими сердцами. А они убеждены, что у происходящего нынче в России нет сверхзадачи, которая только и может сплотить такую огромную страну в одно целое. Православие сплачивало, и коммунизм сплачивал, сверхнапряжение войны с Гитлером сплачивало. И это доказывает: великая идея нужна! Если б теперь власть надумала убедить всех россиян собраться с духом и улететь в сторону Малой Медведицы, то такой призыв возымел бы действие, и вы зашевелились бы, наконец, забегали бы с флагами, и... улетели. Но это совсем уж невероятное предложение, и рассматривать его следует лишь как своеобразное утрирование, гиперболизацию, необходимые для заострения мысли. А между тем сверхзадача есть. Она лежит на поверхности. Ее даже кто-то из живущих озвучивал, но предложение приняли за шутку. Однако это не шутка.
Одним словом, что объединяет нынешнюю Россию? Территория с историей скорее разъединяют. Первое — стоимостью авиабилетов, второе — дискуссией о том, зарывать Ленина в землю или нет. (Я бы предложил нулевой вариант: коммунисты зарывают тело своего вождя на Волковском кладбище, а верующие хоронят мощи святых на погостах. Для полной справедливости можно предать земле и эрмитажные мумии, дабы не смущать вашу демократию египетскими фараонами). Объединяет же Великороссию, милый Вы мой, воровство! Ей подвластен и внук славян, и министр, и судья, и врач, и враг водителей автоинспектор… На почве коррупции договорятся даже слепой с глухонемым.
Тем не менее, в таких чудовищных размерах воровство и мздоимство гибельней для России, чем даже Наполеон. Зря ваш убывающий с поста президент отвечал предпенсионному Зюганову, что, мол, будем взяточникам руки рубить. Хватит этой жестокости, право. Ведь эдак полстраны останется безрукой! Сколько у вас там развелось оборотней в погонах и без погон — всех и на компьютерах не пересчитать. А посему надо не рубить руки, а сокращать это самое гибельное и понятное российскому люду-электорату воровство. Сделать сокращение воровства модным, как джоггинг! Конечно, сократить эту пагубу сразу вполовину невозможно — гражданская война начнется. На треть — проблематично, может произойти перегрев экономики. А вот снизить коррупцию на четверть способен каждый — и олигарх, и думец, и чинуша, и бабуля-повар, прущая домой сгущенку из летнего лагеря для невинных скаутов.
Представьте себе благостную картину… На центральном телеканале репортаж с пресс-конференции — один из правящей элиты встает и говорит под обвал аплодисментов: «В этом кварте мне удалось снизить мое воровство, выразившееся во взяткобрательстве и откатстве на 8,5 процента. Этот показатель превышает предыдущий квартал на 0, 7 процента». А другой краснеет и что-то лепечет про никчемные 2 процента. А новый президент прерывает и ставит вопрос ребром: «Чтоб к новому году отчитался о сокращении на 10 процентов!». Взаимный энтузиазм власти и народных масс гарантирован.
Думаю, земному люду полезно знать, как устроена наша жизнь, особенно неправедникам. Все мы тут находимся в объеме, чем-то похожем на турецкую баню. Черти и ангелы оценивают дела и уводят на экзекуции или сеансы наслаждений. Некоторых же только иногда выводят проветриться и возвращают назад, чтобы жарить на сковородах вечно. В департаменте, заведующем Россией, склоняются к мнению, что воров всех сортов, как особо опасных для судеб родины, теперь не станут просто метелить плетьми и кошками, но переведут на тотальную жарку на углях и кипячении в смоле. Может, знаете кого? Сообщите такому кандидату, пожалуйста. Пусть одумается.
На Ваше беспокойство по поводу приезда Ревизора сообщаю: Ревизор, конечно же, приедет! Вопрос о его миссии стоит давно, и мнения тут разделились. У некоторых из наших кипят эмоции. Одни требуют послать Ревизора с полномочиями на мор и сибирскую язву для всех, утверждая, что каков народ — такова и власть, пусть все и ответят еще при жизни, а здесь уже с каждым разберутся в отдельности. А другие говорят о милосердии. Чья побеждает — не скажу, сами скоро узнаете. Но Ревизор приедет обязательно! Ждать осталось недолго.
За сим пребываю всегда Ваш и откланиваюсь.
"Невское время"
Второе письмо Гоголю
Владимир РЕКШАН
ВТОРОЕ ПИСЬМО ГОГОЛЮ
Многоуважаемый, и это вовсе не формула речи, Николай Васильевич! Вот взялся писать и сразу как-то разволновался. Виданое ли это дело — писать на тот свет. Хотя, какая разница, тот или этот — свет везде одинаков. Было бы разумней дождаться ответа от Вас, любезнейший Николай Васильевич, но мне ведь не ведомо в каком виде дошло до Вас мое первое послание, как сумели Вы его прочесть, и имеете ли возможность ответить. Посему я и осмеливаюсь побеспокоить вас вторым письмом.
Одним словом, Николай Васильевич, у нас все по-прежнему, но беспокойства и некоторой встревоженности за последние две недели стало значительно меньше и даже можно произносить отдельные вольные слова, от которых мы стали уж несколько отвыкать. Но к Вашему 200-летию мы продолжаем готовиться — в связи с этим я и хотел бы об этих самых словах посоветоваться, или хотя бы просто посетовать на некоторые из них.
Вы, конечно, помните о полуострове Крым и новых городах Николаеве и Одессе. Спешу вас обрадовать — все это теперь исконная украинская земля, о которой Вы так блистательно рассказали нам в своих малороссийских повестях. Да и вообще — Украина теперь страна поболее Англии какой-нибудь или, не приведи боже, Италии. И проживают там разные народы и говорят эти народы, как водится, по-разному.
Вы же не дадите мне соврать, если я скажу, что нынешнее великоросское письмо создано в средние века киевскими монахами. То есть, пишем мы, великороссы, на правильном украинском языке, а если говорим криво... Так то прямая речь — она у каждого крива по своему. А в самой Малороссии нынешние паны придумали такую тарабарщину! Они взяли за основу черт знает что, сложенное из простонародных диалектов разных областей. Понять всего этого невозможно!
На днях я имел счастие перечитать «Вечера на хуторе близ Диканьки» — что за наслаждение от стиля, от малороссийских картин, от южнорусского нашего юмора! В начале Вы даете перевод тех слов, которые, как Вам кажется, не поймут жители центральной России: «голодрабец» (бедняк, бобыль), «лысый дидько» (домовой, демон), «плахта» (нижняя одежда женщин), «соняшница» (боль в животе), «путря» (кушанье, род каши)…Всего в вашем списке семьдесят четыре слова. Хотя я бы исключил из списка слова типа: «бублик», «дивчина», «жинка», «хутор», «дуля» и еще с десяток. Допустим, Вы, Николай Васильевич, в силу ограниченного объема книги не назвали всех слов, допустим еще сколько-то новых появилось у малороссийцев за минувшие почти двести лет. В любом случае, будет справедливым сказать: и великорусский, и малорусский, и белорусский языки — это практически один язык с малой толикой различия. Но вот какой Вам подарок ко дню рождения приготовили тамошние паны. Кино всем теперь положено смотреть в переводе на диалект… Ах, да — кино! Это такое изобретение человеческого гения, похожее на театр, но не он. На белую стену в больших избах направляются разноцветные тени. Становятся они то человеком, то ружьем, то сценой, посмею заявить, любовного безнравствия. Кстати, правильно ли будет сказать — сцыни распутнего коханства? Поверьте мне на слово — из всех искусств для нас важнейшим является кино. Все теперь знают актерок, стараются им понравиться и короли, и знать, хотят даже жениться на этих часто ветреных созданиях. И правда, милы они глазу, как ночь в Миргороде. Джулия, допустим, Робертс, или Жюльетт Бинош, или наши гарны дивчины, которые никак не уступают иностранкам… Но не о том я хотел смеяться и плакать. А о том, что, вот, придется все это самое кино, изготовленное, какое по «Вию», какое по «Ревизору» или «Шинели», переиначивать на другой язык. То есть, Вас, великого нашего российского и малороссийского классика и гения станут искажать и коверкать. Да и половина Малороссии не понимает государственного диалекта.
Про школы же я еще и не начал задумываться. Ведь в школах тоже перестают учить не на русском. Хорошо, пусть учат физике по-своему: дважды два — четыре, или Земля круглая и крутится вокруг Солнца. Но ведь Вы, Николай Васильевич не писали на диалекте! Как это у них получится перевести Вас? Не могу удержаться и процитирую из вечеров, где Вы рассказываете про школьника, вернувшегося к отцу, и ставшего «таким латынщиком, что позабыл даже наш язык православный. Все слова сворачивает на ус. Лопата у него — лопатус, баба — бабус. Вот, случилось раз, пошли они вместе с отцом в поле. Латынщик увидел грабли и спрашивает отца: «Как это батько по вашему называется?» Да и наступил, разинувши рот, ногою на зубцы. Тот не успел собраться с ответом, как ручка, размахнувшись, поднялась и — хвать его по лбу. «Проклятые грабли!» — закричал школьник… Так вот как! Припомнил и имя, голубчик!»
И еще вам аргумент, Николай Васильевич! Испанское королевство тоже осталось без заморских владений. Так никто не стал переименовывать свои языки в аргентинский или венесуэльский. Как был, так и остался испанский. Или другой пример с американскими колониями Объединенного королевства. Отсоединились, воевали даже, но все равно называют свой язык английским.
Много смеху, одним словом. Хорошо, что не слез!
И последнее. Неловко, поверьте, второй раз задавать один и тот же вопрос. Но настоятельно прошу мне ответить. Когда все-таки приедет Ревизор! Скорей бы уж!
"Невское время"
Первое письмо Гоголю
Владимир РЕКШАН
ПИСЬМО ГОГОЛЮ
Многоуважаемый Николай Васильевич! Я чувствую некоторую неловкость, обращаясь к Вам с этим посланием, могущим нарушить Ваш покой. Но хочется думать, что у подобной смелости, а в чем-то и дерзости есть основания.
. . .
Страна, о которой Вы так много думали, над чьими горестями страдали, над которой смеялись и плакали, жива. Мало того, она Вас помнит и собирается в этом году отметить Вашего двухсотлетие. Даже в мировом масштабе Вас чтут, и 2009 год ЮНЕСКО назвало так — Год Гоголя. На сие мероприятие казна российская выделила 155 000 000 рублей ассигнациями, которые теперь обеспечиваются не золотом, а нефтью. А нефть — это такое вещество, которое является результатом гниения древних растений. Его и добывают из-под земли вместе с газом, и отправляют всем странам. Одним словом, представьте Тараса Бульбу или какого еще сечевика спящего, раздувшегося от горилки и сала, храпящего и пускающего ветру… Родина наша Россия богата планетарными экскрементами, и богатеет день ото дня, продавая это «добро» задорого. Но как решили власти — музея Вашего в Санкт-Петербурге не будет, да и улицы имени Гоголя не будет, да и литературной премии им. Гоголя в этом году не будет. Зато отреставрируют Ваш памятник на милом Вашему сердцу Невском проспекте напротив Казанского собора. Говорят, вместо отсутствующего Вас позировал один нынешний «авторитет». «Авторитеты» — это такие люди… как бы это вам объяснить… наподобие капитана Копейкина! В прежние годы они по лесам буянили и на проезжих нападали, а теперь иногда бывают в чине ни ниже «Вашего сиятельства».
Знали б Вы, Николай Васильевич, как у нас любят праздники и юбилеи, как любят пулять в небо фейерверками, как к трехсотлетию Санкт-Петербурга в город приехал японский иллюзионист и за много мильонов обещал над Невой показать секретные огни и весь город вышел, но огней не увидели мы. А японец сказал, будто погода подкачала. Но денег не отдал, а поделился, поди, со статскими советниками… На Ваш юбилей затевается тоже грандиозное — по городу станут бегать лотошники и предлагать горожанам «носы запеченные по-гоголевски». Такие, вот, шутки на фоне глобального потепления и таянья арктических льдов.
Теперь Вы поняли — веселого в нашей жизни не стало меньше. В определенном смысле мы и приучены смеяться (но и горевать, однако), разглядывая мир через призму Ваших историй. Расскажу и я одну — ведь не чиновникам нынешним ее рассказывать! Дело случилось уже в этом столетие — решил и я примерить свое тело к должности и, когда мне предложили возглавить секцию прозаиков Союза писателей Санкт-Петербурга, я не отказался, а наоборот — пришел на выборы расфуфыренный, с заготовленной речью в кармане… Простите, Николай Васильевич, что я так, вот, сразу, без объяснений. Осознавая вину, спешу расшифровать — писатели теперь объединяются в своеобразные гильдии, наподобие купеческих, и центральная власть, в разные времена по-разному, но, в принципе, благоволит к тем писакам и бумагомаралам (это Вы так сказали, а не я!), под которыми стул того или иного чиновничьего чина. Еще недавно членам гильдии литераторов подарили дворец князя Шереметева — кланяйтесь барину, коли увидите — но писаки поссорились с бумагомаралами и не уследили за хозяйством. Дворец и сгорел у бедных. Теперь там что-то такое особенное с джукузями и закусками… Но я не о том. Собралось нас несколько десятков сочинителей прозаических произведений на выборы. И предложили меня сделать кошевым. Все так благостно смотрели, что я и решил повыкаблучиваться. Взяв слово, я согласился баллотироваться, но официально потребовал диктаторских полномочий, что и было внесено в протокол. Писатель Штеммлер поинтересовался: «В каком это смысле диктатор?» «В таком смысле, — ответил я, — что диктатор никому не отчитывается. И ничего не обещает». Когда все стали тайно заполнять бюллетени, я призвал присутствующих обратить взоры и, подняв бюллетень, сказал, что против диктатуры, и вычеркнул себя из бюллетеня. Хочу вам сказать, Николай Васильевич, — всякий писака писаке рознь. Гильдия, в которой проходили выборы, выбрала себе за пример европейский либерализм. Есть и другие гильдии, в которых истово молятся и расшибают лбы. Так вот! Весело это и даже смешно! Итоги голосования в либеральной гильдии получились такими — сорок семь беллетристов проголосовало «за» диктатуру, и только «один», то есть, я, диктатор, выказался против писательской тирании.
Город у нас холодный, безразличный, партикулярный. В Москве о таком казусе закричали б все СМИ, а здесь никому дела нет: впервые в истории официально избранный писака-диктатор! Впрочем, ничего путного из затеи не получилось — увидев бездны дна, интриги и тщеславие, я дал деру, и теперь частное лицо снова.
Хотя тревожит меня, Николай Васильевич, другое. Писатели, вообще, как бы они не были отвратительны, сходят на нет. Теперь собираются издатели с книгопродавцами и решают — какой-такой темы нет на рынке? Нет, к примеру, романов про подростков, их любови, и их онанизмы. Тут же нанимают за пригоршню целковых бородатых филологов или редакторов, каких-нибудь Иванова, Петрова, Сидорова и Рабиновича. Те и строчат по десять романов-онанистов в месяц.
Много о чем мне хотелось бы рассказать в письме, про литературные премии, например, или о футболе, но тут подвернулась оказия и я умолкаю, надеясь на ответ, если такое чудо технически, гносеологическо-метафизически или эзотерически возможно.
И еще, Николай Васильевич, есть у меня к Вам сокровенный вопрос: скажите, пожалуйста, когда все-таки приедет Ревизор?
"Невское время"
ХОЧУ ВСЁ ЗНАТЬ!
Мифы, былины, сказки — это все народное творчество, в котором авторства не установить. А, вот, за произведениями, созданными в эпоху городской цивилизации, как правило, стоит конкретное лицо, чье имя узнать не проблема.
В свое время Афины, возглавив Морской союз, стали владеть значительным ресурсом, который волею Перикла и других ответственных граждан был воплощен в Парфенон и ему подобные шедевры архитектуры. Кстати сказать, древние считали архитектуру важнейшим видом искусств, поскольку она формировала среду обитания, то есть, в определенном смысле, формировала и нравы людей. Каким образом нынешняя Москва распоряжается своим колоссальным ресурсом, мы тут рассуждать не станем, поскольку ихние новоделы на наш нрав оказывают влияние косвенное. А вот к тому, во что превращается родной Санкт-Петербург, следует как-то относиться. Ведь получается, что рост городского бюджета и приток на берега Невы сторонних денет способны город погубить.
Можно принять происходящее за данность, посчитав бесполезным сопротивление бизнесу, желающему поглотить и исковеркать красоты Северной пока что Пальмиры из личной или корпоративной жадности. Пока народ в большей своей части безмолвствует, среди чиновников всегда найдутся желающие слиться с большими деньгами. В таком случае придется уповать на время. Архитектура всегда олицетворяет эпоху. И когда-нибудь по примерам нынешнего градостроительного «гения» станут судить о теперешней городской власти. Что-то из навороченного стекло-бетона снесут, а что-то оставят, как пример «нуворишского роккоко».
Многие из живущих ныне, впрочем, до будущего не дотянут и им (нам) хочется все-таки потягаться с сильными мира сего за чистоту линий и красоту пространства. Забудем на время о возможностях уличной демократии, которую развивают вершки разных партий, желающих повысить свой низкий рейтинг, и сделаем вполне миролюбивое и логичное предложение. У всякого здания есть автор, архитектор, зодчий. Этому автору кто-то проект заказывает. И готовый проект с властями и разными общественными организациями, типа Градостроительного совета, согласовывают. На каждом здание было б логично вешать табличку и навечно предавать гласности всех соучастников. Если получится хорошо, то честь им и хвала, если возникнет чудовище, то бесчестье и хула навсегда. Вот, примеры-объекты с Владимирской площади. Напротив собора стоят два коммерческих здания. За одним с сохраненным фасадом девятнадцатого века расположился торговый центр, который вписан в историческое простанство площади. Второй серо-пузатый монстр тоже внутри чем-то торгует, но на фоне Владимирского собора выглядет как сатанинское порождение. Кто это все соорудил и с чьего одобрения? Нет ответа. Полная анонимность, как в русской сказке.
И про ремонты тоже хотелось бы знать. На Лиговском переулке, с видом на памятник Пушкину с пару лет назад ремонтировали тротуар, в пространстве которого предполагалось, видимо, травку посадить, либо деревца. Деньги, уверен, хапнули, работу, не доделав, сдали, подписи получили. Теперь рядом с Пушкиным раздолбанный переулок похож на город Грозный перед Хасавюртским миром. Хотелось бы получить информацию — чей проект? кто делал? кто принимал шедевр? Почему-то опять реставрируют Гостиный двор. Насколько мы все помним, к 300-летию вроде его уже починили. Возможно, плохо сделали. Хочу знать — кто? за сколько? с чьего ведома? А, вот, Московский проспект ремонтируют хорошо. Я на нем живу и все вижу. Только его ремонтируют, отчего-то, каждое лето. Ремонтировали его и при стоимости нефти в десять долларов за пресловутую бочку (баррель), и когда углеводород подорожал до небес.
Только ты не думай, друг читатель, будто автор этого сообщения беспросветный хулитель и негативщик. Вовсе, нет! Вполне возможно, что, наконец, мы увидим новую Мариинку и ахнем от счастья и на ее стене увековечим соучастников. Да и напротив Лиговского переулка на месте ямы Московского вокзала (кстати, хочу знать пофамильно всех, кто съел миллионы, потраченные на снос исторического квартала) начинает расти, возможно, архитектурный перл. Да и на месте квартала возле метро «Восстания» мы, хочу верить, увидим сады Семирамиды, как минимум. Жалко, понятное дело, стадиона имени Кирова, но ведь не просто так его снесли! Ведь хотели и хотят хорошего! Пусть только везде красуются таблички с именами творцов и чиновников. Очевидное и наивное желание.
Конечно, друг читатель, ты думаешь — я смеюсь. Но это не совсем так. Просто снова приходишь к выводу — чиновники, поступающие на государственную службу, должны присягать, как губернаторы и президент. И под присягой, конечно, можно бесчинствоовать, но, во-первых, если этот институт существует столетиями, то, похоже, присяга все-таки в определенном смысле человека останавливает от позорных действий, во-вторых, вполне возможно, что присягопреступника в аду черти станут на сковородках жарить вечно. А эта овчинка (мешок «бабок»), смею предположить, не стоит такой дорогой выделки (ада и сковородки).
Владимир Рекшан
сентябрь 2008
